Сегодняшний богословский сюжетик о вероопределении т.н. "Шестого вселенского" собора и Афанасии Великом, чью крохотную антиарианскую цитатку идеологи собора взяли себе в "апологический арсенал", что, как по мне, они сделали совершенно напрасно. Все знают, что т.н. "Шестой вселенский" собор был созван для утверждения учения о двух природных волях. Все знают и то, что учение это придумано Максимом Исповедником, но, принято думать, что оно, как все, что придумано в халкидонизме, идет если не от апостолов, так от древних отцов точно. Именно эту мысль, как некий факт, и пытались привить будущим поколениям авторы соборного вероопределения:
"И две естественныя воли или хотения в Нем, и два естественныя действия, неразлучно, неизменно, нераздельно, неслиянно, по учению святых отец наших, такожде проповедуем два же естественныя хотения не противныя, да не будет, якоже нечестивыи еретицы рекоша, но Его человеческое хотение, последующе, и не противостоящее, или противоборствующее, паче же и подчиняющееся Его Божественному и Всемогущему хотению. Ибо по учению премудрого Афанасия надлежало воли плоти быть в действии, но подчинятся воли божественной".
Если не задерживаться на самих по себе интересных сюжетиках о том, что это за невидаль такая "природная воля", и как в одном волящем может быть две воли, то первое же, что бросается в глаза, так это то, как здесь лихо сделали "еретиком" святого Афанасия, при этом самым лукавым образом его же представили опровергателем им же сказанного. Собственно говоря, кроме как на Афанасия идеологам "Шестого" собора больше и положиться то было не на кого, т.к. цитату с упоминанием о "двух волях" среди древних отцов нашли только у него. А на безрыбье, как известно, и рак рыба. Посмотрим, что сказал сам Афанасий в своей работе "О явлении во плоти Бога Слова, и против ариан":
"И когда говорит: «Отче, аще возможно есть, да мимоидет от Мене чаша сия»: «обаче не Моя воля, но Твоя да будет»; и: «дух убо бодр, плоть же немощна»; тогда показывает этим две воли: человеческую, свойственную плоти, и Божескую, свойственную Богу; и человеческая, по немощи плоти, отрекается от страдания, а Божеская Его воля готова на него".
Вот из этого (антиарианского!), не имеющего прямого отношения к теме воль высказывания Великого Афанасия апологеты учения Максима Исповедника пытаются выцедить себе нужный смысл, но чего добиваются, так это обличения самих себя во лжи. Совершенно очевидно, что Афанасий "волю плоти", которая отрекается страданий, резко противопоставляет божественной воле, которая к страданиям готова. Т.е., если кто и оказывается "еретиком", говорящим о "противных волях", так это Афанасий. При этом, никто из умеющих читать в сказанном не увидит никаких намеков на то, что воля плоти последует или подчиняется воле божественной. Это лишь толкование составителей соборного вероопределения, в следствие адаптации к диофелитству того, что к диофелитству не имеет отношения.
В общем и в целом, если понимать сказанное Афанасием по-диофелитски, то он оказывается не только еретиком, противопоставляющим человеческое воление Христа Его божественному волению, но и богохульником, делающим Христа, как человека, отказником, не желающим идти на Жертву Искупления, но согласным на страдание и смерть только как Бог. Это, конечно же, лишает Христа как человека того подвига, ради которого Он и стал как мы. В чем подвиг, если к страданию и смерти готово бесстрастное и бессмертное божество Его? Мы, конечно же, понимаем стремление конфессиональных апологетов сделать столь знаменитого православного отца своим сторонником. Но нужно же думать о том, что смысл не подразумеваемый древними учителями Церкви, не стоит вкладывать в их высказывания, потому как получается нечто крайне несуразное. Плохим аргументом можно тешить себя, но со стороны это выглядит нелепо.
Вряд ли Афанасий Великий, озабоченный борьбой с арианами, предполагал стать предтечей Максима Исповедника с его языческим учением о волящих природах, а потому и не сильно был озабочен в выборе слов. Это общая проблема для всех древних отцов, когда до возникновения неких богословских проблем, смело и не всегда корректно пользовались терминами и целыми формулами, которые впоследствии можно было толковать как еретические. Полно примеров тому, как великие православные отцы до христологической эпохи говорили и о двух ипостасях, и о смешении божественной и человеческой природ во Христе. Понятно, что никто и никогда не подумал, чтоб сделать их задним числом "еретиками", но никто и не пытался на основании явно сомнительных высказываний строить богословские теории. А потому, и высказывание святого Афанасия можно, и нужно отнести к подобного рода "некорректностям".
Чтобы не думать об Афанасии как о еретике, лучше постараться понять, что именно хотел сказать отец. При том что, поносимые максимитами "клятые монофелиты" глубоко почитали Афанасия Великого как одного из столпов александрийского богословия, они не боялись сказать, что данная цитата отца вовсе не указывает на те две воли, что подразумевают диофелиты, и что в любом случае, не стоит из-за неотносящегося к делу высказывания пусть самого авторитетного отца вводить ересь. Вот наиболее известные о том слова антимаксимита Фемистия:
Чтобы не думать об Афанасии как о еретике, лучше постараться понять, что именно хотел сказать отец. При том что, поносимые максимитами "клятые монофелиты" глубоко почитали Афанасия Великого как одного из столпов александрийского богословия, они не боялись сказать, что данная цитата отца вовсе не указывает на те две воли, что подразумевают диофелиты, и что в любом случае, не стоит из-за неотносящегося к делу высказывания пусть самого авторитетного отца вводить ересь. Вот наиболее известные о том слова антимаксимита Фемистия:
"хотя священный Афанасий и говорит, что два хотения обнаружил Христос во время страдания, однако ради этого мы не допускаем, что во Христе два хотения и притом взаимно-враждебныя, как вы заключаете, но благочестиво будем признавать в одном Еммануиле одно хотение, проявлявшееся иногда почеловечески и иногда, как прилично Богу".
Неозабоченность Афанасия в выборе корректных слов тут проявилась в том, что когда естественный для всякого человека безусловный рефлекс, вызываемый страхом смерти и страданий, он в силу своего эллинского пристрастия к философской вычурности выражений (а может быть и в силу неадекватности эллинского терминологического аппарата), назвал "волею плоти". Но, в том-то все и дело, что если бы максимиты под своими "природными волями" подразумевали природные инстинкты (стремление к самосохранению), безусловные рефлексы (страх) и неукорные страсти (физиологические потребности), то максимумом претензий к ним со стороны оппонентов был бы упрек в неуместном использовании слова "воля", и причины для богословского конфликта не было бы. Вот только "природная воля" в учении Максима Исповедника нечто совсем иное. Впрочем, это тема для уже совсем другого сюжетика.
