Критский собор и спор о персонализме

Понравился мне сей пост Малера. Это если не считать его абсолютно неадекватного мнения о последствиях раскольничьей деятельности РПЦ по отношению к собору. Но такова его ватная судьба - быть верным России и всему русскому до конца. В конце концов, мужик он умный, и понимает, что т.н. "вселенское православие" - это красивый, но миф. А кому нужен миф, тем более, что он вступает в конфликт с великоимперскими верованиями русских? Тьфу на то "вселенское православие" с его греками в один "фанариотский квартал". Слава русскому миру и лично дорогому товарисчу Путину за то, что "вернул Крым" и далее по списку...! )))))))

Ясно дело, что отказавшиеся ехать на собор могут отказаться и от признания соборных решений. Но что дальше? А дальше раскол и выделение РПЦ со товарисчи-братушки в отдельную новую "русскую" конфессию. Грузины, скорее всего, выделятся в свою "грузинскую" конфессию. Они же во всем армянам завидуют, а если армяне могут быть отдельными, то почему грузинам не смочь. Правда, тогда им придется отказаться от тупой болтовни о своем пребывании во "вселенском православии" )) Кстати, об армянах в контексте Малеровского "решения останутся обязательными только для тех Поместных Церквей, которые подписали эти решения". Армяне еще в 5-ом веке послали греков с их соборами к такой-то греческой бабушке, и, естественно, для них решения Халкидона и всего прочего имперского "христианства" не обязательны.

Вот только бы Малеру задаться вопросом - а он желает для РПЦ того же пути, по которому идут вот уже полтора тысячелетия нехалкидонские Древневосточные Церкви? Если он готов к конфессиональному обособлению РПЦ, то куда он будет совать все византийское наследство с "вселенским православием" и сам факт происхождения РПЦ от греков? У ААЦ хотя бы было независимое апостольское происхождение, а значит изначальная независимость от греческих забубонов и своя обрядово-богословская традиция. Т.е. посылая греков с их не легитимным Халкидоном к той самой греческой бабушке, армяне, вопреки "православным" мифам, никуда не отделялись и ни от чего не отказывались. У русских так не получится. Они лишь ветвь греко-византийской церковности, а потому обречены стать реальными раскольниками-еретиками, отпавшими от греко-византийского "православия". Хотя, они объявят себя "сохранившими истину", а греков отпавшими. Уж если гулять, так гулять )))

Что касается "персонализма", то тут я на стороне Малера. Довольно таки правильная позиция, отстраняющаяся от "православных" фриков с разных сторон. Ведь если Божественные лица не Личности, то христианство - пантеистическая религия, исповедующая безличностного "Бога". Разброд мнений в т.н. "православии" ему не победить, но по крайней мере он высказал свое относительно здравое суждение. Но он не может настаивать, что он прав с точки зрения "православия", а остальные тупые невежды. Все они в равной степени и правы и не правы, потому что единого "православного" мнения ни по какому вопросу не существует. Их "отцы" говорили и так, и эдак, а теперь что ни богословская тема, то мордобой с истериками. Никак между собой не договорятся, кто прав, а кто лев.

Вот в чем мозговая проблема любителей всего греческого и полагающих, что для христианства греческая философия - это "наше все"? Проблема, прежде всего, в том, что христианство не греческая религия. Как бы это не было обидно грекославным. У античных греков не было понятия личности, но это понятие было у других древних христианских народов. А потому, естественно, для всех христианство было "персоналистической" религий, а греки тупо не вмыкались, как это и что это. Те, что не зацикливались мозгами на греческой философии, но понимали христианство как христианство, веруя в три Личности единого как Существо Бога. Те же, что в философии погрязли, тем погрязли и в словоблудии, лишь усугубленном многозначностью греческой терминологии. Теперь их духовные наследники сидят и гадают - персоналисты они или нет...
__________


К спору о персонализме.


Совершенно не стоит преувеличивать пафос проблем вокруг Критского собора: во-1х, все его решения останутся обязательными только для тех Поместных Церквей, которые подписали эти решения, а во-2х, никаких особенно значимых, богословски важных решений там все равно не будет.

Но вот что лично меня больше всего волнует – это очень неприятный спор вокруг использования в соборных документах термина “персона” (личность), вылившийся в откровенную диффамацию по поводу христианского персонализма как такового.

При первом приближении диспозиция примерно такова. Само понятие “личности” и “персонализма” для очень многих крайних консерваторов звучит как что-то либерально-пугающее, а вдаваться в историю богословия и терминологические тонкости готовы далеко не все, но эта ситуация усугубляется тем фактом, что ведущим апологетом христианского персонализма в православном мире на сегодняшний день остается митрополит Иоанн (Зизиулас), известный как один из самых активных константинопольских архиереев, практически воплощающий в себе – по крайней мере, на уровне медийного имиджа – все самые негативные аспекты фанариотства. В итоге происходит типичная ошибка ассоциации одного свойства объекта со всеми другими его свойствами – а для кого-то вовсе и не ошибка, а вполне сознательная риторическая подмена: раз Зизиулас за персонализм, значит, персонализм это плохо. Однако консервативные критики персонализма совершенно не подозревают о том, что среди самих либеральных кругов прежняя мода на персонализм постепенно проходит и начинается новая мода на критику персонализма “слева”, которая, по-моему, вполне предсказуема.

Масштаб ФБ-поста, конечно, не позволяет обстоятельно осветить эту важнейшую и сложнейшую тему, поэтому выскажу свою позицию на уровне общих тезисов.

1) Упрекать персоналистов в том, что они в раскрытии христианских представлений используют античный термин “просопон” (лицо) и наполняют его свойствами из философии Нового времени можно ровно в той же степени, в которой упрекать отцов Церкви IV века в использовании понятия “усия” (сущность) в Символе Веры. У Церкви первых веков не было иного понятийного языка, кроме языка греко-латинской философии, а многовековое развитие понятий в европейской философии позволяло уточнять и раскрывать их глубокое содержание, актуализируя его на каждом новом этапе. Поэтому абсурдно утверждать, что “личность” придумали какие-то немцы или французы эпохи Нового времени – они лишь раскрыли те аспекты этого понятия, которые до сих пор были не актуальны.

2) Говорить о христианском персонализме как о каком-то цельном историческом движении можно только с крайне поверхностной и незаинтересованной точки зрения. В контексте истории философии христианский персонализм – это несколько очень разных направлений западной и русской философии XIX-XX вв., под час взаимоисключающих, и если уж говорить о самом ортодоксальном из них, как в философском, так и в богословском смысле, то это именно “неопатристика” о.Георгия Флоровского и Владимира Лосского, и то с существенными оговорками и уточнениями.

3) Если говорить о крайностях персонализма, выводящих его за пределы христианского трезвомыслия, то таковыми можно считать любую попытку недооценить значение “сущности/природы” и низвести ее до какого-то досадного придатка к “ипостаси/личности”, от которого лучше как можно скорее избавиться. Нечто подобное можно проследить в ультралиберальном персонализме Бердяева и радикальном экзистенциализме Сартра, но сводить весь персонализм к Бердяеву или Сартру это то же самое, как сводить сегодня все христианство к Бультману или Бонхефферу. Чтобы не впасть в эту абсурдную крайность, достаточно всегда помнить, что ни одна “ипостась/личность” не существует вне своей “сущности/природы” и никогда не сможет от нее отказаться.

4) У христианского персонализма есть только одна альтернатива – это христианский имперсонализм, то есть представление о Боге как о безличном пантеистическом начале, о Лицах Троицы как о масках этого начала, и об ангелах и людях как, в лучшем случае, эманациях или аватарах этого начала. Т.е. скатывание к тому самому пантеизму, язычеству и магии в христианском антураже, которые столь распространены и столь удобны любой попытке упростить христианство до этнографической “традиции”.

5) Между тем, в самой либеральной среде сейчас происходит более-менее бессознательное переосмысление своих прежних привязанностей, потому что интеллектуальная субкультура современных либералов в значительной степени была порождена историческим контекстом противостояния как бы “христианского” Запада и атеистического Востока, а теперь эта оппозиция либо не актуальна, либо полностью перевернулась. И более того, настоящий христианский персонализм оказался вовсе не концептуальным оправданием либерально-индивидуалистической теплохладности, а довольно напрягающей философией, которая вместо того, чтобы оставить атомарного индивида в покое требует от него быть совершенным, как совершен Отец ваш Небесный (Мф 5:48).

И, наконец, все эти рассуждения имеют весьма опосредованное отношение к использованию термина “личность” или “достоинство личности” в документах Критского собора. Эти понятия уже давно используются в наших церковных документах – существует даже целая “Декларация Русской Православной Церкви о правах и достоинстве человека” 2006 года, так что наши ревнители не по разуму либо ничего не читают, либо очень поздно спохватились. В то время как невнимание к догматической проблематике и различению понятий “ипостась” и “сущность” приводит к таким запредельным оплошностям, как формула – “Отец, Сын и Дух объединены в вневременном общении сущностей” – в заявлении самого Архиерейского Синода РПЦЗ.