Cyril Hovorun
Продолжаю конспектировать свою новую книгу
Об автокефалии:
Автокефалия - это старейший церковный институт, и он же самый живучий. Это такая себе медуза среди церковных институтов. Другие виды живый организмов, существовавших 500 млн лет назад, давно исчезли, а медуза по-прежнему живет и приспосабливается к изменяющейся среде. Так и автокефалия - много раз меняла логику своего существования, иногда на 180 градусов, но всегда оказывалась затребованной - прежде всего благодаря неисчерпаемому потенциалу решать политические задачи.
Одна из первых ее трансформаций произошла в то время, когда Церковь перефокусировалась с общины на территорию. Для автокефалии это означало, что она тоже была перенесена с уровня общины на уровень над-общинных структур. Общины утратили свою изначальную независимость, потому что ее перетащили а себя над-общинные структуры. Сначала это были митрополии, потом диэцезальные центры, потом патриархаты, а в средние века только два патриархата - Римский и Константинопольский.
Автокефалия митрополий и диоцезов в 4-м веке отражала тенденцию к согласованию церковных структур с политческими. Однако случай с автокефалией Кипрской Церкви в 5-м веке стал движением против течения. По политической логике Кипрская Церковь должна быть включена в орбиту Антиохии, но Эфесский собор не дал этому произойти, оставив Кипр независимым церковно. Кипрская автокефалия, таким образом, стала контркультурной - пошла наперекор процессам согласования политического и церковного. Она же, кстати, вернула значимость общины - когда кипрский архиепископ сохранил автокефалию, даже переехав вслед за киприотами в Геллеспонт в 7 веке.
Формальная автокефалия оставалась рудиментом церковной, а не политической логики и в то время, когда ее де факто утратили все восточные патриархаты, будучи включенными в монархию Константинополя. Остатки автокефалии позволяли восточным патриархам участвовать в синодах ad hoc, которые собирал Константинопольский патриарх из числа пребывающих в столице архиерев, для решения церковных вопросов на всей территории империи.
Реакцией на это увядание автокефалии стало ее возрождение в молодых Балканских автокефалиях: Болгарской и Сербской. Они также вернули автокефалии ее изначальную политическую мотивацию из 4-го века. В 12-15 веках автокефалия стала инструментом transitio imperii: когда на имперский статус претендовали болгарские и серсбские правители. Чтобы обеспечить себе статус римских императоров, они боролись за автокефалию своих церквей. Иметь автокефалию означало быть императором и преемником римских цезарей. В 15 веке в эту же игру вступила Москва. Ее попытки обспечить автокефалию части Киевской митрополии типологически ничем не отличаются от более ранних болгарской и сербской попытки. Таким образом, в средние века автокефалия стала инструментом построения империй.
А в 19-20 веках автокефалия стала инструментом разрушения империй и деколонизации. В 19 веке политическая пила автокефалии пилила сук под Османской и Габсбургской империями, а в 20-м -под Российской и Советской. В этом смысле возобновление Болгарской и Сербской автокефалии в новое время противоположно логике возникновения этих автокефалий в Средние века, а попытки автокефалии другой части Киевской митрополии в 20-21 веках - противоположны по логике автокефалии первой части в 15-16 веках: тогда автокефалия строила империи, а теперь их разрушает.
В терминах автокефалии можно интерпретировать даже Реформацию. Английская Реформация Тюдоров - это самая иллюстративная попытка восстановить автокефалию на Британских островах. Соответственно, Римская контр-реформация была также движением по подавлению автокефальных движений в Западной Европе.
